Версия для слабовидящих
Российский бизнес готовится к возвращению западных компаний, началу новой "большой приватизации" и ждет в обозримой перспективе снижения ключевой ставки. О том, как защитить права инвесторов в ходе новых приватизационных сделок, на каких условиях можно разрешить западным компаниям вернуться на российский рынок и как достичь поставленную президентом задачу создать в РФ экономическую тихую гавань, рассказал в интервью ТАСС глава Российского союза промышленников и предпринимателей Александр Шохин.
— Центральный банк 21 марта принял решение сохранить ключевую ставку 21%. На ваш взгляд, когда она может начать снижаться и насколько бизнес адаптировался к такой высокой ключевой ставке?
— Мы видим, что высокая ключевая ставка не оказывается самым эффективным инструментом подавления инфляции. Инфляция — зло, с ним надо бороться, безусловно. Но мы видим, что очень много других факторов, которые не связаны с денежно-кредитной, монетарной политикой, влияет и на инфляционные ожидания, и на саму инфляцию. В частности, те же непрекращающиеся пакеты санкций.
Несмотря на то что есть ожидания, что тот или иной вариант урегулирования украинского кризиса приведет к смягчению санкций, к постепенной отмене тех или иных санкций, но президент нас призвал на съезде РСПП все-таки не рассчитывать на радикальные изменения в лучшую сторону в части санкционных режимов. Одни поводы для санкций могут исчезнуть, появятся другие. Это раз. Во-вторых, не факт, что все страны будут синхронно действовать в части санкционных ограничений. Если американцы готовы, как мы понимаем, в случае если позитивно оценят формат урегулирования и позицию России, то Европа, по-моему, вообще в отказ ушла, в несознанку, что называется. И любой вариант урегулирования их вряд ли устроит. И любой шаг влево, шаг вправо будет восприниматься как повод для ужесточения санкций или даже для жестких действий типа автоматического приема Украины в НАТО и так далее. То есть в целом мы, безусловно, будем жить в таком достаточно сложном геополитическом ландшафте.
Есть и внутренние ограничения, которые тоже будут действовать, — это дефицит рабочей силы. Он тотальным является во всех отраслях, регионах, и вряд ли в ближайшее время произойдет существенное снижение давления этого фактора как инфляционного.
Возвращаясь к рабочей силе и стоимости рабочей силы, надо сказать, что у нас действительно могут возникнуть новые факторы инфляционного давления, как ни странно, связанные с позитивом, с возможным возвращением ветеранов с СВО. Их возвращение с СВО — это будет дополнительная нагрузка и на фонды зарплаты, и на фонды социальной поддержки. Безусловно, мы обязаны обеспечить ветеранам СВО достойные рабочие места, достойную зарплату. А если она будет хоть как-то сопоставима с теми выплатами, которые получают они и их семьи, то в принципе это может потянуть за собой оплату труда и остальных работников, разрывов же на одних и тех же видах деятельности больших не должно быть.
Поэтому здесь вот тоже мы видим определенные эффекты проинфляционные. И перебить их денежно-кредитной политикой не так просто. Поэтому мы считаем, что экономика действительно более-менее адаптировалась, но адаптировалась через действительно снижение определенной экономической инвестиционной активности. И безусловно, эта пауза инвестиционная и пауза в экономической активности не может быть длительной.
Во-первых, многие инвестиционные проекты находятся в середине реализации. Их дешевле завершить, чем консервировать. Тем более завершение их дает возможность выпуска продукции и снижения в том числе давления спроса на рынок. Во-вторых, многие инвестиционные проекты при поддержке государства начали реализовываться, и на них уже потрачены определенные преференции, субсидии и так далее. И государству, может быть, даже при более жестком подходе к выбору приоритетов, все равно какие-то проекты, особенно связанные с теми же приоритетами технологического лидерства и импортозамещения, надо завершать. И здесь мы тоже обязаны этот фактор учитывать, что перерывов в инвестиционной деятельности не должно быть.
Снижение активности может быть, а замораживание в полном объеме, по всей видимости, никто не собирается допустить. Поэтому, безусловно, учитывая все эти обстоятельства, мы можем прогнозировать, что ставка повышаться точно не будет, а со второй половины года начнет снижаться.
— На съезде РСПП президент Путин обозначил тему возвращения иностранных компаний на российский рынок и пообещал, что будут обязательно защищаться интересы нашего бизнеса. Планирует ли РСПП предлагать, какие формы возвращения западного бизнеса наиболее приемлемы?
— Во-первых, иностранные компании уходили по-разному. И этот фактор тоже надо учитывать. Одни уходили в надежде вернуться и не сжигали все мосты, сохраняли и цепочки поставок, и систему партнерств с российскими поставщиками и дистрибьюторами и так далее. И персонал ключевой тоже сохраняли. Это явно был расчет на то, что через пару лет вернемся. И более того, у этих компаний, как правило, были опционы на обратный выкуп.
Безусловно, если юридически значимые документы на два-три года были, а у некоторых даже больше, то, безусловно, мы не можем игнорировать эти правовые аспекты, где стороны договорились о способах возвращения иностранных собственников или акционеров. Но тем не менее время не стоит на месте, и действительно российские собственники инвестировали определенные средства, переориентировались на другие технологии, если это автопром, то с европейских производителей — на китайских и так далее. Все это действительно затраты, которые тоже должны быть учтены. Возвращение иностранных компаний, даже хорошо ушедших из России и надеющихся на возвращение, все равно может быть обставлено какими-то условиями, в том числе со стороны российских менеджеров и собственников тех компаний.
Механизм входа, во-первых, он может быть зеркальным по отношению к механизму выхода. Я напомню, что выходящие компании проходили через правительственную комиссию по иностранным инвестициям. В ряде случаев принималось даже решение на более высоком уровне, на уровне распоряжений, указов президента по особенностям выхода и так далее.
Ну и разумно допустить, что и вход будет таким же, учитывающим те или иные особенности. И среди этих особенностей может быть и то обстоятельство, что за эти три года некоторые виды деятельности и отрасли стали стратегическими. Это понятно, это очевидно. И тогда уже действует другая норма, норма другого закона, закона 57-го, так называемого федерального закона о стратегических организациях, где нужно получать разрешение комиссии и соблюдать определенные условия. В частности, среди этих условий — отсутствие контроля иностранных компаний за такого рода организациями. Это тоже надо учитывать.
Кроме того, безусловно, мы видим, что события 2022–2023 годов и последующих показали, что иногда по щелчку пальцев иностранных правительств или материнских контор можно остановить производство и так далее. Поэтому нужны гарантии, что возвращаются не ситуативно — сегодня вернулись, а завтра, если щелчок этот будет, опять уйдут. Нужны гарантии продолжения сотрудничества на долгосрочной основе.
Если они возвращаются в том числе и к инвестициям, расширению, технологическому обновлению, надо тоже как-то это фиксировать, что вы вдруг это не бросите, если в 2028 году на выборах президента США победит демократ, например, который захочет это все остановить. Как это сделать? Юридически значимый документ. Это вопрос, так сказать. Но мы вправе такие требования, видимо, предъявлять.
Я считаю, что переводить полностью в ручной режим и по принципу индивидуального подхода к каждому инвестору, наверное, может быть и правильным, но все равно планка должна быть. Вот эти более универсальные требования, которые в равной степени применимы ко всем компаниям, а дальше можно дифференцировать в отличие в том числе от того, как уходили, от того, как себя вели уйдя, в том числе финансировали ли ВСУ и участвовали ли в производстве боеприпасов напрямую, вооружения и так далее. Это тоже нормальный подход в условиях сложной геополитики, это неизбежно.
Президент ориентиры дал, и сейчас мы вполне можем вместе с коллегами по бизнес-сообществу, с нашим правительством, коллегами из Государственной думы попробовать эти критерии выработать. Хотя, еще раз подчеркну, все равно неизбежен какой-то индивидуальный подход по принципу работы через правительственную комиссию.
— На
— Фактически все крупные компании вернулись в российскую юрисдикцию. Мы создали очень хороший механизм, который действительно помогает.
Сейчас многие компании являются международными компаниями, но с российской пропиской. Раньше они были иностранными холдинговыми структурами. Не все просто идет. Некоторым не так просто выписаться с адресов иностранных, потому что не принимают документы, не принимают решения. Надо же там все равно процедуру определенную пройти. Поэтому иногда задержки связаны не с тем, что не желают российские собственники спрямить это владение и переехать в Россию, а то, что действительно это требует определенного времени. Поэтому спасибо властям российским: они входили в положение и сдвигали вправо сроки этой редомицеляции.
Второе — защита прав собственности. А вот здесь у нас, кстати, есть примеры, когда компании, перешедшие в российскую юрисдикцию, сразу попали под интерес Генпрокуратуры: правильно ли они были когда-то зарегистрированы, не было ли у них нарушений в прошлом и так далее. И вот здесь, на мой взгляд, важно: если были ошибки, не умышленные схемы мошеннические и так далее, а некие ошибки, то надо давать срок на исправление этих ошибок вплоть до того, что и штрафы какие-то могут платиться и так далее. Здесь вот именно надо простимулировать завершение процесса переезда в российскую юрисдикцию.
Мы предлагаем делать запись в закон о приватизации о том, что отсчет срока исковой давности сделки по приватизации ведется с момента регистрации перехода прав. И тогда, так сказать, совсем уже старые сделки, больше 10 лет назад которые происходили, они не подпадают под пересмотр Генпрокуратуры. Но если там были нарушения, связанные с коррупцией, мошенничеством, подкупом и так далее, здесь вопросов нет. Это то нарушение закона, за которое должны отвечать и чиновники, которые давали разрешение, и, допустим, собственник, который, мягко говоря, использовал незаконные способы, чтобы получить незаконные же решения.
— И конечно, налоги?
— Ну и, безусловно, конечно, налоги. Надо, чтобы налоги были, скажем так, комфортными. Бизнес готов обсуждать как партнер, а не как, скажем, капризный ребенок, что нельзя повышать налоги и поэтому мы все время будем против. Кто у нас там всегда против-то? Баба-яга? Вот бизнес — это не Баба-яга. И мы считаем, что главное — публичность и наличие институализированных формализованных площадок. Такой площадкой может быть обсуждение в Госдуме основных направлений налоговой, бюджетной и тарифной политики. Сейчас этот документ обсуждается, но иногда он обсуждается после внесения в бюджет, осенью.
Мы за то, чтобы были вот эти публичные площадки для обсуждения сложных вопросов, коими является в том числе и фискальный механизм. Поэтому выстроим вот эту всю систему, она уже во многом функционирует, но чего-то не хватает, донастроить надо. И тогда у нас будет ощущение того, что если и не тихая гавань еще, но и не тот случай, когда Черчилль описывал Россию 17 октября 1917 года, когда "российский корабль напоролся на рифы на входе в гавань". Вот гавань видна, но главное рифы обойти.
— Министр финансов Антон Силуанов заявил о возвращении к "большой приватизации". Этот вопрос бизнес уже обсуждает с правительством? Готов ли сейчас бизнес к новым приватизационным сделкам?
— Я считаю, что в принципе, конечно, нужен, во-первых, фондовый рынок. Лучший способ приватизации — это все-таки использование инструментов публичного размещения акций и привлечения миллионов собственников. Мечта еще 1992 года — сформировать этот самый класс, в том числе мелких собственников. Кстати, для этого нужно не только чтобы ключевая ставка снизилась, чтобы доходность по инструментам рынка капитала стала сопоставима с доходностью от депозитов в банках и так далее. Для этого нужно еще и защитить права акционеров, миноритарных в том числе.
Приведу один пример. Он как бы у всех в зубах навяз. При обращении в казну одного из предприятий — Соликамский магниевый завод, не обсуждаем сейчас как бы всю эту тему в целом, но там 10% было размещено на бирже. И там рядовые граждане, в том числе через индивидуальные инвестиционные счета и так далее, владеют этими 10%. Они тоже под раздачу попали. Хотя как ни оценивай приватизационные сделки, когда там должен был уровень федеральный (принять решение о приватизации), а принял — областной, в то время Пермский край областью еще был.
Но второй фильтр — публичная площадка — Московская биржа, акционером которой является регулятор — Центральный банк. И люди, условно говоря, шли приобретать эти акции этого завода на бирже, понимая, что все чисто. И приватизация была в 1992-м, на биржу выходили спустя 20 лет и так далее. И вдруг они попадают под конфискацию фактически. Или там дивиденды получали. Не просто их акции заморожены, но и дивидендные платежи.
Поэтому защита прав собственности касается и "большой приватизации" в том числе. Потому что у нас сейчас 55 трлн рублей на вкладах. Куда эти деньги должны пойти? На рынок? Допустим, сейчас доходность по вкладам снизится. Интерес, может быть, к вкладам будет ниже, и люди начнут искать. И искать что? Они, во-первых, начнут реализовывать покупки, которые они отложили, в том числе потому, что поднакопить надо было, а возможность поднакопить была через 22% годовых. И во-вторых, они в принципе могут пойти на фондовый рынок покупать акции. Но как они их купят, если у них перед глазами такие примеры?
Поэтому если говорить о "большой приватизации" через публичные размещения или через вторичные, IPO и SPO, надо действительно жестко защищать права акционеров.
— Но еще остается приобретение крупных пакетов приватизируемых компаний. Здесь тоже вы видите проблемы с обеспечением прав собственности?
— Если говорить о приватизации через приобретение мажоритарных пакетов в том числе, скажем, такие частные сделки, не публичные и так далее, они тоже, безусловно, возможны. И здесь бы я сказал, начинать надо с того, что вы в казну собрали в последнее время.
На последней коллегии Генпрокуратуры Игорь Викторович Краснов заявил, что они благодаря активным действием прокуратуры в последнее время 2,4 трлн рублей активов в казну привели. Сейчас мы не обсуждаем правомерность этих действий. Если все инстанции судебные прошли, в том числе и апелляции, и кассации, и Верховный суд, и Конституционный суд и так далее, будем считать, что они уже в казне, и обратной силы эти решения не имеют. Хотя многие из них, видимо, еще в процессе находятся. Но только в данном случае на одну сторону. Куда эти активы пришли? Некоторые из них во временном управлении. Их никто не купил. Государство их условно, с одной стороны, забирает себе, а с другой стороны — не продает их. Нанимает менеджеров.
Менеджеры отбираются по принципу, который, на мой взгляд, тоже не является достаточно прозрачным. На каких условиях? Они управляют, а потом что? Покупают? В том числе за счет дивидендов, которые генерируются за счет хорошего управления, допустим? Я считаю, что это первый объект на приватизацию тогда.
Более того, мы в свое время, осенью 2023 года, когда первый раз обсуждали с президентом эту тему, предложили схему двойной реституции использовать в случае, если в казну забирается актив от приватизации. Что это такое? Это значит, государство имеет право при ошибках приватизации забрать актив, но добросовестному собственнику, приобретателю должно возместить рыночную стоимость. В обе стороны реституция идет. Что нам сказал Минфин? А у нас денег на это нет.
А я говорю: а зачем вам тогда забирать? Вы будете аккуратно забирать, тогда (надо) десять раз отмерить, прежде чем один раз отрезать. Это во-первых. А во-вторых, если даже, предположим, все тут у вас чисто с юридической точки зрения, вы этот актив-то продайте и верните тогда добросовестному приобретателю за счет продажи. Может, он даже купит сам при условии, что вы ему возместите. Но тогда все будет сделано уже с юридической чистотой. Идея вот этой двойной реституции не прошла, но хотя бы выставлять на приватизацию. Почему нет?
Приведу пример. Не могу сказать, что я точно знаю, где этот актив сейчас, кто им управляет. Но вот были собственники Челябинского электрометаллургического комбината (ЧЭМК). Собственники поделили бизнес. У одного оказался металлургический бизнес, у другого сельскохозяйственный, винодельческий "Кубань-вино". Все изъяли. Все активы, которые касались этого Челябинского комбината, они токсичными оказались. И все в казну ушли. Выставьте на продажу "Кубань-вино", у нас много сейчас крупных предпринимателей увлекаются виноделием и так далее. Но это кем-то управляется — государством. Зачем? Зачем при наличии большого количества эффективно работающих виноделен в Кубани, в Крыму, в Ростовской области, в Северной Осетии, в Дагестане, зачем нужно государству заниматься? Контролем — да, акцизы, прочее, марки.
Более того, собственник этого бизнеса говорит: предъявите мне финансовый ущерб. Может, я его заплачу, чтобы оставить бизнес. То есть, по сути дела, он выкупит готовый бизнес еще раз, потому что для него это дело жизни, допустим. Поэтому можно эту большую приватизацию делать. Но для этого, безусловно, не надо все в казну забирать, все, что приватизировано. Вечный двигатель из приватизации делать неправильно, наверное. Похоже, что мы уже близко подходим к тому, чтобы еще раз приватизировать то, что было когда-то ошибочно приватизировано.
Есть и классическая схема — увеличить долю частных акционеров в том или ином активе, в том числе сохраняя у государства контроль или блокирующий пакет, или золотую акцию и так далее. Тут же ведь вопрос в том, как привлечь деньги в этот актив, сделать его растущим. И в то же время, если актив стратегический, не терять контроль. Есть эти технологии, в том числе там может быть и соглашение акционеров, так сказать, и еще какие-то схемы, где государство просто свой контроль может сохранить при меньшем пакете.
— Нужна ли в России собственная криптобиржа?
— Вообще, криптовалюты — это ведь, условно говоря, посягательство на суверенные права эмиссионного центра. Это для любой страны. Очевидно, Центральный банк любой страны не хочет такой конкуренции, когда он не контролирует эмиссию и эмиссионных центров несколько становится. Но вроде давно согласились с тем, что в трансграничных расчетах крипту можно использовать.
Более того, чего греха таить, в условиях ограничения на платежно-расчетные операции для российских экономических субъектов криптовалюта — это инструмент расчетов. Ну а после того, как Трамп заявил, что теперь США станут криптостолицей мира и уже запасы в крипте накапливают, так сказать, ну как минимум в эфириуме и биткойнах, нам надо тоже как-то смотреть, как, с одной стороны, осторожно подходить, чтобы действительно не создавать несколько эмиссионных центров, а с другой стороны, те же трансграничные расчеты [проводить], и использование цифровых финансовых активов.
На самом деле, когда мы занимались немного вот этой идеей создания альтернативной платежно-расчетной системы, альтернативной доллару или специальным правам заимствования МВФ, то идея была стейблкоинов. А стейблкоин — он все-таки к активам привязан. Здесь можно было бы подумать над тем, чтобы создать платежно-расчетную систему по аналогии с эмвээфовскими специальными правами заимствования, но введя туда дополнительные активы, резервы в виде золота, вернуться в некотором смысле к золотому стандарту и к таким биржевым товарам с устойчивыми ценами, которые являются устойчивыми на протяжении десяти и более лет. Такие расчеты делаются.
Это не альтернативная валюта, а альтернативная система платежно-расчетных отношений, на которой могут базироваться национальные валюты. Поэтому работать над этим надо, и майнинг развивать, так сказать, криптобиржи.
— На съезде РСПП были награждены лауреаты Национальной премии "Лидеры ответственного бизнеса". Что для вас значит понятие "ответственный бизнес"?
— Что касается социально ответственного бизнеса, то мы рады, что два года назад на съезде РСПП президент предложил Российскому союзу промышленников и предпринимателей стать организатором премии лидеров ответственного бизнеса.
Мы понимаем, что это не конкурс и не премия РСПП, это общенациональный конкурс. Поэтому пригласили в состав оргкомитета и вице-премьера Голикову Татьяну Алексеевну, и заместителя руководителя администрации Орешкина Максима Станиславовича. У нас несколько министров, заместители председателей палат Федерального собрания, представители ведущих компаний, экспертного сообщества и так далее. И президент дал нам четкий такой импульс, с кем работать, что это крупные компании, которые ведут нефинансовую отчетность и публикуют ее. Это открытая отчетность. Но в условиях, когда многие компании отчетность стараются закрыть, требование, конечно, такое ограничительное изначально. Потому что был как раз период, когда некоторые компании притормозили выпуск в том числе и социальных отчетов. Но тем не менее методику мы разработали, использовали наработки не только РСПП, но и ряда независимых структур.
Сейчас появилась номинация по поддержке работников с семейными обязанностями. Наверное, появятся сейчас номинации по поддержке ветеранов СВО.
— На ваш взгляд, во что сейчас лучше инвестировать россиянам?
— При ставке свыше 20% трудно убеждать, что надо инвестировать еще куда-то [кроме вкладов в банках]. Надо быть готовым инвестировать и в акции компаний, и в программы долгосрочных сбережений пенсионных и так далее, в долгосрочное страхование жизни. Но эти инструменты еще не увлекательны для граждан. Сейчас ставки чуть снижаться, начнут опять инвестировать в недвижимость.
И главное — меньше слушать всяких в Telegram-каналах: вот встаньте утром, нажмите куда-то на кнопку, и вот уже там 20 тыс. ваши, а к вечеру уже 200 тыс. и так далее. А то можно и без штанов остаться.
На самом деле, конечно, надо было десять лет назад покупать биткоины. Это понятно. Конечно, надо было, когда доллар стоил 100 рублей с лишним [продать валюты], а сейчас он 85 рублей, это какая-то спекуляция хорошая была бы. Ну знал бы прикуп, жил бы в Сочи. Поэтому все время оказываешься в ситуации, когда вот еще вчера можно было, а сегодня уже проснулся — и уже возможность исчезла. Поэтому главное диверсифицировать, не складывать все яйца в одну корзину. Тогда, может, много не заработаете, но по крайней мере не проиграете.